Языковые средства литературной интерпретации*
Роланд Познер
берлинский технический университет, германия
A sign is a sign in actu by virtue of its receiving an interpretation, that is, by virtue of its determining another sign of the same object.1
Charles S. Peirce
0. Постановка проблемы
Зачем интерпретировать литературный текст? Вопрос не новый. Поколения литературоведов пытались предложить теоретическое решение этого вопроса, разрабатывали все новые теории интерпретации и писали многословные разъяснения к ним. Но в большинстве своем эти разработки теряли убедительность оттого, что их создатели не придерживались своих теорий на практике.
Как же осуществляется интерпретирование? Как формулируется литературная интерпретация? Дать ответ на вопрос в такой его формулировке представляется более реалистичным. Лингвистика и теория науки дали нам в руки инструментарий, позволяющий описать, что в действительности происходит при интерпретации литературного текста. Анализируя то, что делают литературоведы – шаг за шагом, слово за словом – и не полагаясь на введения и программные статьи, мы приходим к эмпирическим данным, которые в конечном счете могут послужить хорошим основанием для адекватной теории литературной интерпретации2.
Критические разборы произведений Гете дают богатый материал, позволяющий на примерах продемонстрировать методы и результаты требуемого исследования. Чтобы не быть вынужденным сопоставлять несопоставимое, я выберу в качестве объекта литературный текст, популярный и потому много обсуждавшийся, короткий и потому обозримый для любого интерпретатора, а также написанный давно и потому ставший исходным пунктом длинного и репрезентативного с исторической точки зрения ряда интерпретаций. Стихотворение Гете «An den Mond»3 удовлетворяет всем этим требованиям: оно занимает всего одну страницу, было написано более 200 лет назад и с тех пор интерпретировалось в более чем сотне метатекстов, длина которых порой достигала 40 страниц. Эти метатексты и их отношения к тексту Гете, тексту-объекту, составляют предмет настоящего исследования4.
Но возможно ли описать отношение между литературным текстом и его интерпретацией действительно с лингвистической точки зрения? В дальнейшем я буду исходить из этой гипотезы. Чтобы проверить ее, следует попытаться установить языковую связь между каждым предложением метатекста (литературной интерпретации) и одним или несколькими предложениями текста-объекта (в данном случае – стихотворения Гете «An den Mond»), следует предположить, что предложения интерпретирующих текстов можно получить при помощи ограниченного числа грамматико-лексических преобразований исходных предложений (содержащихся в стихотворении) и добавлений к ним. Для описания этих преобразований я использую правила трансформации в той форме, в какой их ввел Целлиг Харрис5.
Впрочем, предвосхищая упреки литературоведов, необходимо сразу же отметить, что интерпретирование представляет собой нечто большее, нежели простое переформулирование исходного текста. В каждой интерпретации используется дополнительная информация об авторе и его эпохе, а также о мире и об обществе, в котором живет интерпретатор. Но эта дополнительная информация становится релевантной только в том случае, если в тексте интерпретации она каким-либо образом связывается с текстом-объектом, и нас в данном контексте интересует языковая реализация этой связи.
Предвосхищая упреки лингвистов, следует признать: в методологическом аспекте наша задача требует гораздо большего, нежели то, чего достигла описательная лингвистика к настоящему времени. Мы должны не только установить,
а) какие морфологические, синтаксические или лексические преобразования на самом деле осуществил интерпретатор при переходе от текста-объекта к его интерпретации, но и
б) какую роль играет каждое из этих преобразований в осуществлении коммуникативной функции интерпретации как целого.
Предпосылкой ответа на эти вопросы является функциональная грамматика, которая для каждого интонационного, морфологического, синтаксического или лексического преобразования может предсказать, какой прагматический эффект оно окажет на читателя метатекста.
Впрочем, настоящее исследование не ограничивается систематикой, но имеет и исторические аспекты. Как будет видно, развитие языковых средств интерпретирования тесно связано со сменой литературных эпох. Большинство метатекстов по целеустановке, по стилю имеют много общего с текстами-объектами, написанными в то же время. Общие высказывания об этом уже делались6, но их детальное подтверждение пока не дано.
В дальнейшем, опираясь на сформулированную лингвистическую гипотезу, я дам обзор исторического развития европейской практики интерпретации, как она засвидетельствована на примере стихотворения Гете «An den Mond»:
Johann Wolfgang von Goethe
An den Mond
I Füllest wider Busch und Thal
Still mit Nebelglanz,
Lösest endlich auch einmal
Meine Seele ganz;
II Breitest über mein Gefild
Lindernd deinen Blick,
Wie des Freundes Auge mild
Über mein Geschick.
III Jeden Nachklang fühlt mein Herz
Froh- und trüber Zeit,
Wandle zwischen Freud’ und Schmerz
In der Einsamkeit.
IV Fließe, Fließe, lieber Fluß!
Nimmer werd’ ich froh,
So verrauschte Scherz und Kuß,
Und die Treue so.
V Ich besaß es doch einmal,
Was so köstlich ist! Daß man doch zu seiner Qual Nimmer es vergißt!
VI Rausche, Fluß, das Thal entlang,
Ohne Rast und Ruh,
Rausche, flüstre meinem Sang
Melodien zu,
VII Wenn du in der Winternacht
Wüthend überschwillst,
Oder um die Frühlingspracht
Junger Knospen quillst.
VIII Selig, wer sich vor der Welt
Ohne Haß verschließt,
Einen Freund am Busen hält
Und mit dem genießt,
IX Was, von Menschen nicht gewußt
Oder nicht bedacht,
Durch das Labyrinth der Brust
Wandelt in der Nacht.
|
Иоганн Вольфганг Гете*
К месяцу
I Снова топишь глушь и даль
В тихой белизне,
Отрешаешь вновь печаль
От души вполне.
II Обегает нежно луг
Взор целящий твой,
Словно бодрствующий друг
Над моей судьбой.
III Сердцу – отзвук повторять
Добрых дней и злых,
В одиночестве искать
Мук и нег былых.
IV Лейся, лейся, милый ток!
Мой удел – тоска.
Поцелуй – увы! – далек,
Верность – далека.
V Называл и я моим,
Что ценней всего.
Лютой скорбью век томим,
Вечно жду его.
VI Пой, река, долиной всей,
Отдыха не знай.
Пой – и с песенкой моей
Шум свой сочетай.
VII Свирепея ли, к зиме
Раздуваешь бег,
Иль готовишь лист во тьме
Для весенних нег,
VIII Счастлив, кто без злобы стал
В мире нелюдим,
К груди друга кто припал
И вкушает с ним,
IX Что, неведомо в тиши
Иль невнятно нам,
Лабиринтами души
Бродит по ночам.
|
|
|
| |
